1973-й год. К этому моменту аниматор Осаму Тэдзука сжигает все мосты на телевидении и уходит в кинотеатры, решившись заняться артхаусной эротикой. Он запускает трилогию «Animerama», которая рифмуется с новым спросом на эротическую японскую анимацию. После выхода первых двух частей, исследующих экзотику Багдада и Египта, он покидает студию – и завершением проекта занимается Эйити Ямамото. Пресытившись секс-комедией в стиле «1001 ночь» и эпичностью «Клеопатры: Королевы Секса» Эйити меняет подход.
В качестве финала он использует еще более далекую эстетику христианского средневековья, но не смотрит на нее как фантазер с другого материка. Даже стилистически работу сложно назвать японской. Утопая в обтекаемых акварельных формах, она куда ближе к декоративному модерну Европы, чем к порно-мультикам для азиатских кинотеатров.
Если в прошлых частях секс был частью энтертеймента, то тут интимность вызывает чувство отврата, сюра и трагедии, скорее отталкивая от экрана, чем привлекая. Дежурная пометка «эротика», обычно говорящая о наличии в кадре рельефных трусов и гигантских лифчиков, не имеет ничего общего с эротикой «Печальной Белладонны». Она навязчивая, гипертрофированная и уродливая. Когда ты думаешь, что привык к темпу картины и происходящему сюрреализму, повествование найдет способ вызвать отвращение и желание отпрянуть от экрана. Несколько раз я ловил себя на мысли, что не могу это смотреть, но любопытство брало верх.
Главные герои истории – Жан и Жанна (прямая отсылка к Жанне Д’арк). Они мечтают о свадьбе и должны получить одобрение местного барона. Правитель запрашивает непосильную сумму в виде «10 коров» или право отобрать первую брачную ночь, и Жан соглашается на второе, оставив невесту без выбора. Аниме начинается с жесточайшей сцены изнасилования, после которой Жанна несколько минут смывает метафорический грех в ванной в полном смятении и оцепенении. Ночью к ней приходит дьявол и обещает невиданную силу, которую разбитая Жанна с радостью принимает. Дьявол начинает манипулировать и постепенно делает ее суккубом, наделяя необъяснимыми силами и возможностью влиять на события в деревне. Пока Жан убивается пьянством и отказывается проявлять к ней любовь, она идет на сделку и полностью отдается дьяволу, благодаря чему становится мощной ведьмой и даже изобретает лекарство от чумы.
Пейзажи слагаются в случайные геометрические формы, части тел расплываются и сжимаются, чтобы передать глубину ощущений. Тела принимают форму предметов, которые метафорически изображают их настроение. Когда Барон насилует Жанну, соитие не показано натурально, но выглядит как тотальное разрушение: ее органы разрываются на части, а само действо расплывается в пластичной материи, щедрой на символизм. Белое девственное тело Жанны лежит на черном фоне пустоты и разрывается от красного зла, сексуальной энергии Барона. Когда дьявол отдает силу Жанне, нечистая сила превращает пространство в нескончаемые красные вихри, а последующее чувство неуязвимости сразу дорисовывает кадр в райский сад. Толпы негодующих лиц во время эпидемии складываются в неразличимую стену, счастье жителей после создания лекарства подчеркивается повторяющимися кадрами пира. Визуально это выглядит как микс из карт Таро, психоделических видений хиппи и картин французских импрессионистов.
Чтобы прочувствовать весь «авангард», я специально посмотрел аниме в ужасном качестве и отвратительной одноголосной озвучке, возвращающей во времена VHS-кассет с заставкой «ВИД». Многие кадры воссоздавали те образы, которые мучали мое неокрепшее сознание ребенка, некоторые, наоборот, вселяли ощущение неподдельной красоты и любви. Из-за низких бюджетов, здесь много статики и неаккуратного минимализма, но акварельные цвета остаются главным способом отразить динамику. Внешность героев постоянно меняется до неузнаваемости – ближе к финалу Жанна выглядит как расцветший ангел с другой формой и выражением лица, хотя еще в начале ее тело олицетворяло чувство вины.
Ощущение паранойи и напряжения балансируется благодаря саундтреку. Японский джазмен Масахико Сато сумел воссоздать духовность католических замков и увековечить в ней звук родной страны. Первые 3 минуты фильма – титры на черном фоне и композиция Сато, как будто созданная для плейлиста «japanese jazz when driving on a warm night». Это идеальное лаконичное затишье перед бурей повествования, которую Сато также подчеркивает, уходя в разнообразный фьюжн на протяжении всей «Белладонны».
Очевидно, что проект оказался неудачным: такой лютый артхаус гарантировал коммерческий провал, а студия и так находилась на грани банкротства. Однако спустя несколько месяцев фильм появился на Берлинском кинофестивале и завоевал особую любовь ценителей, но только через время. Это тяжелое зрелище не для слабонервных и самая жуткая картина в моей жизни. Но ее неоднозначность вперемешку с наркотической психоделией все равно оставляет отклик, каким бы противоречивым он не был. Что это: история о падшей женщине или метафора преодоления греха как чувства стыда? Честно, не знаю. Но это то, что явно не оставит равнодушным.
Текст: Давид Чебанов